О, Муза плача, прекраснейшая из муз
О ты, шальное исчадие ночи белой
Ты чёрную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.
И мы шарахаемся и глухое ох
Стотысячное тебе присягает Анна
Ахматова Это имя огромный вздох,
И в глубь он падает, которая безымянна.
Мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами то же
И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже безсмертным на смертное сходит ложе.
В певучем граде моём купола горят,
И Спаса светлого славит слепец бродячий
И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова и сердце своё в придачу.
Входит в цикл "Шесть стихотворений Марины Цветаевой". Цикл романсов на стихи Марины Цветаевой написан Шостаковичем летом 1973 года, когда композитор узнал о том, что болен неизлечимо.
Стихотворение О, Муза плача (19 июня 1916), являющееся первой частью цикла Ахматовой, завершило цикл, созданный Шостаковичем.
27 декабря того же года в Малом зале Московской консерватории состоялась премьера произведения, определенного как Шесть стихотворений для контральто и фортепиано, ор. 143 (Шостакович не любил определения цикл и никогда не давал его). Исполняла новое сочинение по просьбе автора ленинградская певица меццо-сопрано Ирина Богачева, оставшаяся его лучшей исполнительницей. А буквально через несколько дней, в начале следующего, 1974 года, в любимом Доме творчества Репино был сделан вариант ор. 143а для голоса и камерного оркестра.
Один из любимых учеников и верных друзей Шостаковича композитор Юрий Левитин после премьеры сочинения писал От первой и до последней ноты автор держит публику в постоянном напряжении, силой своего таланта, могучей авторской волей ведя слушателей по неизведанным дорогам, лишь ему одному известным... В сюите шесть частей... и по содержанию и по форме довольно далеких друг от друга, но музыка объединяет их, производит впечатление необычайной цельности.
Анна Ахматова использовала эпитет Муза плача в своём цикле Эпические мотивы в том же году.
Как пишет Ю.А. Халфин Образ этот вовсе не был насыщен трагическим содержанием. Эта Муза, по словам Цветаевой, прекраснейшая из муз. Поза страдающей женщины в ахматовских стихах была изящна и поэтична. Свою грусть она называла заветной и даже желала взять её с собой в могилу. Эта нежная грусть так просто совмещалась с радостью. Полярные слова могли соседствовать.
Покинув рощи родины священной
И дом, где Муза Плача изнывала,
Я, тихая, весёлая, жила
Но когда Ахматова перенесла этот образ в трагические стихи, он наполнился иным смыслом. Эпиграф из Цветаевой О, Муза Плача Ахматова поставила к стихотворению Комаровские наброски в 1961 году, когда её лирическая героиня уже давно отступилась от земного всякого блага, когда уже давно созданы строки Реквиема о том, что значит третий год не спать, что значит утром узнавать о тех, кто в ночь погиб. Теперь слова про Музу Плача не только напоминали о создавшей их Цветаевой. Они напоминали о Цветаевой, повесившейся в Елабуге. Менее всего они могли вызвать в воображении образ нежной девы, тоскующей о любви, и её Музы, что голову в веночке тёмном клонит.
Прежняя Муза представала в её стихах как таинственная иностранка, смуглая девушка, которая учила героиню держаться на голубых волнах. Та Муза существовала в просторе моря и света, в соловьиных садах. Эта стала воистину Музой Плача. Она является в ночи, чтобы диктовать кромешные строки о горе, под которым гнутся горы.
Ей говорю Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада? Отвечает Я.
Но Данте, хотя и гонимый, всё-таки рисовал лишь воображаемый ад. Ахматова реально жила в этом аду.
* * *
В 1945 году в Пятой Северной элегии Ахматова скажет Меня, как реку, суровая эпоха повернула. Какой полноводной силы и какого самосознания надо достичь, чтобы ощутить себя могучей рекою В год создания элегии Ахматова уже давно торила свой единственный путь сквозь предсмертные площади, сквозь тюремные коридоры.
А тот путь, что проходил по рощам родины священной, где было слишком сладко земное питьё, тот путь был навсегда оборван. Но она упорно видит, как он продолжается. Он словно существует в ином пространстве.
О, как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня
Ей мерещатся те города, которых она не посетила и очертания которых из глаз её могли бы вызвать слёзы, невстреченные друзья, ненаписанные стихи
В этом ирреальном пространстве её несуществующий двойник вдруг материализуется.
И женщина какая-то моё
Единственное место заняла,
Моё законнейшее имя носит
Что это за имя? Можно было бы предположить, что это Анна Горенко, раз сказано, что автору оставлена лишь кличка. Но такое предположение нелепо имя Горенко никогда не существовало в литературе. Былая поэтесса носила ту же самую кличку. Слово Ахматова, как и слова Муза Плача, звучали для читателей совсем по-иному, наполнялись другим смыслом, рождали иные ассоциации.
